Из книги «Екатерина Великая» Анри Труайя:
Ждать она не может. Никита Панин расхваливает ей достоинства некоего Александра Васильчикова, двадцативосьмилетнего корнета конной гвардии, потомка знаменитого русского рода. У него прекрасное лицо, могучее телосложение и ограниченный ум. Но ведь назначение его – не ученые беседы. Екатерина наблюдает за ним в Царском Селе, когда он красуется на коне в составе эскорта, сопровождающего ее карету.
Из книги «Русские избранники» Георга Адольфа Вильгельма фон Гельбига:
Александр Васильчиков, русский дворянин из очень хорошей фамилии, был офицером конной гвардии, когда Панин предложил его императрице. Это был красивый мужчина с умным, многообещающим лицом, и Екатерина приняла это предложение. Во время отсутствия Орлова летом 1772 года он занял во дворце те же комнаты, в которых жил Орлов, и перед его дверьми гренадеры дежурили день и ночь. Желая возвести его в высший и более соответствующий его положению ранг, императрица пожаловала ему титул дежурного камергера и вскоре орден Св. Александра Невского. Панин, Чернышев и Барятинский учили его искусству быть любимым и сохранять себя в милости, и так как он был понятлив, а императрица рада была отделаться от Орлова и скорее завязать новую связь, то Васильчиков чрезвычайно ей понравился.
Но воспитание и добрая воля лишь в слабой степени и на короткое время возмещают недостаток природных талантов. С трудом удержал Васильчиков милость императрицы неполные два года. Более умный Потемкин протискался на его место. Мы не решаемся подыскать название поведению императрицы при отставке своего любимца, но всякий читатель легко определит его. Когда Васильчиков был в последний раз у императрицы, он вовсе не мог даже предчувствовать той судьбы, которая ожидала его несколько минут позже. Она расточала ему самые льстивые доказательства своей милости, не давая решительно ничего заметить в своем поведении. Едва только простодушный избранник возвратился в свои комнаты, как получил высочайшее повеление отправиться в Москву. Он повиновался без всякого противоречия и тем доказал, что он играл предоставленную ему блистательную роль как истый актер.
Если бы Васильчиков, при его красивой наружности, обладал б́ольшим умом и смелостью, Потемкин не так легко занял бы его место. Между тем Васильчиков прославился именно тем, чего ни один из любимцев Екатерины не мог у него оспорить – он был самый бескорыстный, самый любезный и самый скромный. Эти великие и столь редкие в любимцах добродетели заставили сожалеть об его отставке. У Васильчикова не было завистников, потому что он умеренно пользовался своим влиянием у императрицы. Он многим помогал и никому не вредил. Он мало заботился о личной выгоде и в день отъезда в Москву был в том же чине, какой императрица пожаловала ему в первый же день своей милости. Она сама очень хвалила его умеренность и старалась, со свойственным ей великодушием, вознаградить его скромность. Любимцы не получали тогда определенного жалованья, соответствующего их положению; но, по сведениям, уже обнародованным, Васильчиков получил за время менее двух лет, что он состоял в любимцах, деньгами и подарками: сто тысяч рублей, семь тысяч крестьян, приносивших, по самому умеренному расчету, тридцать пять тысяч рублей ежегодного дохода, на шестьдесят тысяч рублей бриллиантов, серебряный сервиз в пятьдесят тысяч рублей, пожизненную пенсию в двадцать тысяч рублей и великолепный, роскошно меблированный дом[6] в Петербурге. Императрица выстроила его по собственному плану и тем подтвердила только, что нельзя быть во всем равно великой. Так как дом этот был готов лишь тогда, когда Васильчиков жил уже в Москве, то императрица купила у него этот дом за 100 000 рублей.
Вскоре по удалении от двора он женился и был очень счастлив.
Васильчиков жил еще в конце XVIII столетия и был вполне доволен своей судьбой. «При самых важных услугах государству, – говорил он, – я не мог бы приобрести такого громадного состояния, какое я получил, быв в случае».
Григорий Александрович Потемкин (1739–1791), государственный и военный деятель, фаворит Екатерины II. Из переписки Екатерины II и Г. А. Потемкина:
Господин Генерал-Поручик и Кавалер. Вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию, что Вам некогда письмы читать. И хотя я по сю пору не знаю, предуспела ли Ваша бомбардирада, но тем не меньше я уверена, что все то, чего Вы сами предприемлете, ничему иному приписать не д́олжно, как горячему Вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному Отечеству, которого службу Вы любите.
Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то Вас прошу по-пустому не даваться в опасности. Вы, читав сие письмо, может статься, сделаете вопрос, к чему оно писано? На сие Вам имею ответствовать: к тому, чтоб Вы имели подтверждение моего образа мысли об Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна.
Сэр Ричард Гуннинг, английский посланник:
Все замечают, что характер императрицы последнее время чрезвычайно изменился; она не поражает уже той любезностью и снисходительностью, которые составляли ее отличительные черты. Затруднительное положение дел угнетает ее здоровье и настроение духа, тем более что одно из бедствий, от коих страдает Россия – война с Турцией, – все еще продолжается, и в этом обвиняют императрицу. Действительно, эта война вызывает почти всеобщее неудовольствие. Но императрица, кажется, решилась не обращать внимание на жалобы, которые раздаются со всех сторон; а они усиливаются с каждым днем, и их высказывают в самых резких выражениях. Хотя поведение большинства правительственных чиновников заслуживает тех порицаний, которые раздаются против этих лиц, но государыня их защищает, и, что всего удивительнее, она вместе с тем совершенно им не доверяет, так как исключительным ее доверием пользуются одни Орловы.
У нас произошла здесь перемена декораций, заслуживающая, по моему мнению, гораздо более внимания, нежели все события, совершившиеся с самого начала настоящего царствования. Г-н Васильчиков, человек слишком ограниченный, чтобы иметь какое-либо влияние на дела и пользоваться доверием государыни, уступил место другому фавориту, который, судя по всему, будет пользоваться и тем и другим. Если я скажу, что выбор императрицы осуждается одинаково партией великого князя и Орловыми, которые, кажется, были вполне довольны положением дел в последнее время, то вы не удивитесь, что этот выбор не только вызвал всеобщее изумление, но даже поверг всех в ужас. Если бы я не знал этой страны, то, выводя из всего случившегося естественные последствия, ожидал бы от этого события самых печальных последствий. Но так как было бы слишком легкомысленно и самонадеянно выводить из столь недавнего события какие бы то ни было заключения, то я ограничусь пока, назвав вам имя того, кто столь неожиданно достиг такого выдающегося положения, и только намечу вам отличительные черты его характера. Это генерал Потемкин, с месяц тому назад приехавший из армии, где он находился в течение всей войны и где, как говорят, его все ненавидели. В момент переворота он был сержантом гвардии, и так как он был приятелем Орловых и принимал большое участие в этом деле, то был пожалован камер-юнкером. В этой должности он часто имел случай приближаться к особе Ее Величества, и поведение его возбудило ревность его патрона, гр. Орлова. Вследствие чего, не знаю, под каким предлогом, он был послан в Швецию и по возвращении оттуда был не у дел до начала войны; произведенный в это время в генерал-майоры, он находился всю кампанию безотлучно при армии. Это человек исполинского роста, но дурно сложенный и далеко не красивый собою. Судя по тому, каким мне его описали, надобно полагать, что он прекрасно знает людей и лучше умеет судить о них, чем большинство русских, которые вовсе этим не могут похвастать; хотя он отличается заведомо весьма испорченными нравами, но имеет большие связи с духовенством. Благодаря всему этому и беспечности тех лиц, с кем ему придется вступить в борьбу, он, конечно, может льстить себя надеждою достигнуть того высокого положения, которого он жаждет по своему непомерному тщеславию. Новый фаворит, который вероятно знает, что положение, им занятое, не нравится Орловым, старательно ухаживает за Паниным, надеясь, что великий князь взглянет, таким образом, благосклоннее на его повышение. С тех пор как он в милости, императрица относится внимательнее к великому князю и оказывает необыкновенные отличия Панину; а последний, кажется, вполне доволен настоящим положением дел, ибо его радует весьма естественно все то, что может уменьшить влияние Орловых… Братья гр. Орлова, видя, что власть и значение нового фаворита растут с каждым днем, и не надеясь, чтобы его влияние поколебалось в недалеком будущем, решили, как говорят, оставить службу.
